Новости
Альбом
Мобайл
Магазин
Армения вики
Файлы
Анекдоты
Форумы
Медиа
Опросы
МАСТЕР АРМЯНСКОЙ УТОПИИ
Вулканом армянской литературы он никогда не был. Скорее, питающимся талыми снегами заоблачной вершины горным ручьем, истоки которого располагались совсем недалеко от задремавшего кратера. Висячие глетчеры и плотный фирн являлись волхвами его гляциального рождения; именно лед продиктовал лугам благую весть о новом потоке. Спустившись кристальным потоком на альпийские луга, он встретит первого пастуха и отару, в которой не будет доставать агнца. Ручей сам принесет себя в жертву жвачному сообществу, вурдалаки сочных пастбищ будут пить его воду. По мере дальнейшего понижения триангуляционных меток будет повышаться роль самого ручья; в предгорьях он превратится в бурную реку, способную оросить сознание целого поколения; нечто вроде промывания мозгов одной генерации. Впрочем, заброшенные во времени ирригационные извилины едва ли будут предрасположены к перекачке новой воды - насос дырявой эпохи дает течь. По изначальному замыслу хрустального глетчера, родник должен был стать мощнейшим потоком, прорезывающим горы и образующим в итоге Большой каньон. Этого, однако, не произойдет. Дренаж местности - анатомическое вскрытие ландшафта, выявит на дне осушенной площади необычную колею, которая, вероятно, еще некоторое время сопротивлялась. «Моя болезнь - психологический тупик», - признается в конце жизни Грант Матевосян.
Избыточно увлажненная - от избытка словесной воды-местность обусловит развитие специфических почвенных процессов, в результате которых влившаяся в олиготрофное болото кристальная река потеряет чувство дна. Земная поверхность, на которой помимо всего прочего располагался и письменный стол, будет уходить из-под ног, чем и усугубит кризис погубившей главное русло - в науке это называется бифуркацией - реки; она перестанет питать луга, на которых взбесившаяся в похмельную зарю буйволица будет искать ручей, что бы напиться. Иные полагают, что он перестал писать с кончиной армянской патриархальной деревни; кто-то ее списывал, кто-то - описывал. Версия вполне правдоподобная, но столь же уязвимая: когда урбанизация, как технологическая саранча, подступала к затерянным в горах селам, его ручей, за неимением другой возможности отстоять первозданный облик небольшого бассейна, придумает последнее село своего орошения - Цмакут: «Многое я взял из села моей памяти - Ахнидзор, многое создал заново. Я бы хотел придумать множество прекрасных людей, и тогда бы не осталось места для плохих; я бы хотел придумать также время действия моих повестей - тогда в них не осталось бы места войне; но у меня нет выбора - психологический тупик».
Характерное свойство утопистов - созидание в условиях имперской государственности. Платон успел придумать «Атлантиду» в эпоху великой греческой колонизации и, внемля воспоминаниям мудрейшего дедушки Солона, попытался локализовать сам архипелаг где-то за Геракловыми столбами. Не меньший идеалист Томас Мор обнаружит «Утопию» в период набиравшей обороты Британской империи. Островок же патриархального уклада - «Цмакут» - Грант Матевосян найдет в период империи Советской. Каждый из идеалистов обладает способностью выявлять несовершенность имперской формации, но вне ее он себя не представляет. «Мое отношение к этому - говоря взвешенно и вполне ответственно - все же более сентиментальное, потому что во чреве, да чреве России вновь возникла, возродилась эта сошедшая было на нет, потерявшаяся в веках нация. В административных границах России, в пределах ее политической мысли складывалась и историческая наша память, и видение будущего, перед лицом которого мы не настолько сильны, чтобы не представлять себя под крылом России или другого сильного покровителя - пожалуй, Россия незаменима. В то же время, не настолько слабы, чтобы совсем уж поступившись собственной волей, добровольно устремиться туда, где сталкиваются интересы сильных мира сего. Но даже Турцию я воспринимал как гражданин великой страны - Советского Союза. И теперь мои ощущения те же, хотя страны той уже нет, и надо бы пересмотреть все». Однако этого не произойдет: в результате размыва нечетко выраженного водораздела, река поменяет свое направление и скорбным устьем вплывет в болото. Гидрофильная растительность и торф примут поток в свои объятия, где он и задохнется.
Впрочем, дренаж местности выявит на дне осушенной площади необычную колею, которая, вероятно, еще некоторое время сопротивлялась. Более того, в олиготрофном болоте она успеет передать что-то очень важное также заблудшему, но весьма достойному ручейку. Сергей Довлатов в 1990 году признается: «Знаю, что это кому-то покажется страшным позором, но у меня никогда не было ощущения своей принадлежности к какой-то национальности, пока не познакомился с удивительным писателем, настоящим армянином Грантом Матевосяном. Он на меня совсем не похож - он настоящий армянин, с ума сходит от того, что происходит у него на родине. Он такой застенчивый, искренний, добрый, абсолютно ангелоподобный человек, что, подружившись с ним, я стал смотреть как бы его глазами. Когда я читаю об армянских событиях, я представляю себе, что сейчас испытывает Матевосян. Вот так, через любовь к этому человеку, у меня появились какие-то армянские черты». --- Последние десять лет жизни Грант Матевосян не написал ни строчки. Одни считают, что ему мешала болезнь- писатель страдал от рака. Однако у молчания Мастера была и другая причина: он потерял своего читателя. «Где та девушка, которая читает книгу, сидя поддеревом?»-спрашивал он сам себя, но не находил ответа. И предпочитал молчать.
И все же патриархальный ручей его литературы лился из имперского крана; висячие глетчеры и плотный фирн являлись волхвами его гляциального рождения; именно лед продиктовал лугам благую весть о новом потоке. Искренность прозаика - особенность, которую альпийские луга никогда не ставили под зеленое сомнение - не предаст своей ледовой природы: от смущения Грант Матевосян таял. Кристальные свойства его ручья будут позже использованы политиками, к счастью первозданного ландшафта - не только ими... Андрей Тарковский звал его на просмотр «Андрея Рублева» и не обижался, когда тот не приходил на «Сталкера»: Грант еще не вышел из поля воздействия гениального Рублева. К целебной реке армянской литературы вообще тяготели; в 1973 году Василий Шукшин выйдет из «белозерского запоя» на Вологодчине лишь после просмотра в местном клубе сценария Гранта Матевосяна; это даст ему возможность завершить съемки шедевра «Калина красная».
Удивительное свойство речных натур: стекая с привершинных каров на низменность, они именно на дне аккумулированных наносов дельты и достигают вершин собственной биографии; жизнь Гранта Матевосяна стала низвержением особого масштаба - водопад похлеще Ниагарского; скорость самого свободного в мире падения. Впрочем, после его ухода реки Армянского нагорья почему-то обмелели; обреченные крестьяне увели последнюю буйволицу на убой.
