| Самое поразительное было то, что не
только азербайджанские средства массовой информации подняли вой
после ликвидации таких огневых точек, как Ходжалу и Шуши, но и
турецкие. Обращались они и в Совет Безопасности ООН, и в Гаагу,
и в Москву, обвиняя нас ни мало ни много в агрессии. Газеты писали,
что официальный Тегеран был очень огорчен, что именно в дни, когда
президент Армении Левон Тер-Петросян пребывал в Иране, армяне
взяли Шуши. Официальный Степанакерт вынужден был официально ответить
официальному Тегерану, что речь идет лишь о совпадении сроков,
ибо дату начала операции пришлось дважды менять из-за непогоды.
Советник президента по национальной безопасности Ашот Манучарян
сказал, что еще до начала операции, когда многие главы государств,
обращаясь к главе Армении, выражали беспокойство по поводу подготовки
к ликвидации огневой точки Шуши, Тер-Петросян заметил, что "Шуши
брать нельзя". На что Роберт Кочарян ответил: "Фраза
построена верно. Однако она нуждается в небольшом уточнении: Шуши
не брать нельзя".
Менее чем за месяц до подавления шушинской огневой точки, все
в том же адском апреле 10-го числа, азерские танки и бронетехника
ворвались в армянское село Марага, громя и сжигая все дома. За
штурвалами боевых машин сидели бывшие воины СССР. Все та же печально
известная 23-я дивизия все той же 4-й армии. За танками и бронетехникой
шли вооруженные до зубов омоновцы, за ними - мародеры-таланчи
с тележками и ишаками. Дотла спалили село. Около семидесяти человек
расстреляли в упор. Двенадцать человек сожгли заживо. Более пятидесяти
женщин и детей взяли в заложники.
К полудню подоспела помощь. Тяжелая боевая техника врага, сотворив
ад, вернулась на свои базы. В Мараге остались мародеры, которые
не ожидали контратаки. Несколько десятков профессиональных грабителей
полегли рядом с мешками, доверху набитыми чужими вещами. Чудом
спасшиеся марагинцы, узнав об освобождении села, вернулись домой.
Мертвых похоронили вечером того же дня. На следующий день с большой
группой "Международной христианской солидарности", возглавляемой
баронессой Кокс, мы отправились в Марагу. Обгоревшие дома еще
дымились. В группе Кокс был тележурналист из BBC, который снял
на видео обугленные тела людей. Некоторые тела были обезглавлены.
Кадры эти показывали и в Лондоне, и в Женеве, и в российских "Вестях".
А в это время огневые точки Шуши и Агдама продолжали обстреливать
Степанакерт и округу. Мир молчал - даже после страшных кадров
о Мараге.
Спустя два дня после трагедии Мараги весь Степанакерт видел, как
с утра до вечера поднимались столбы дыма в районе армянского села
Шош, которое считалось самой удобной мишенью для всех огневых
точек Шуши, а их было очень много. После освобождения Шуши мы
насчитали около сорока обустроенных площадок, в том числе и бетонированных,
усеянных гильзами самых разных калибров.
С той же группой Христианской солидарности мы отправились в Шош.
На сей раз с нами был Алексей Семенов - сын супруги Андрея Сахарова
Елены Боннер. Ехали на УАЗике. Грязь по колено. Всю дорогу слышались
залпы "Града". Били из Шуши по Карашену и Шошу. Приближаясь
к селу, мы то и дело натыкались на валяющийся в грязи убитый скот.
Шош - древнее село, воспетое Леонидом Гурунцем в книге "Мой
милый Шушикенд". Ни одного уцелевшего дома. Жители все вывезены.
Они разместились у родственников в степанакертских подвалах. В
селе остался лишь небольшой отряд самообороны, которым командовал
Аго Арутюнян. В некоторых полуразрушенных хлевах нашли приют старики
и старухи, отказавшиеся оставить село.
Проходя мимо одного из дворов, мы увидели в саду небольшую группу
людей. Похороны. Погибла от осколка ракеты "Град" самая
старая женщина Шоша Нубар Симонян. Так как сельское кладбище находится
на вершине холма, который отлично простреливается, ее решили похоронить
во дворе дома. Леди Кокс и Алеша Семенов предложили принять участие
в похоронах.
Вот запись, сделанная тогда в Шоше: "Нубар Симонян. Сто пять
лет. Осколок попал ей в грудь. Она жила еще какое-то время. В
полном сознании. Телезрители Армении должны хорошо помнить эту
крохотную, сухонькую, как сушеная тутовая ягода, ветхую женщину.
Заезжие тележурналисты снимали и показывали ее не раз. Родные
говорили, что живая улыбка застыла на ее восковом лике. Едва переводя
дыхание, тихо говорила о своем сыне и внуке, погибших полтора
месяца назад под Каринтаком. Уже угасая, продолжала улыбаться.
Лицо ее было спокойным, словно она демонстративно презирала боль,
исходившую из груди. Улыбаясь смотрела на своих многочисленных
внуков и правнуков, которые стояли рядом, держа автоматы в руках.
Она не волновалась за свое разрушенное село, которое ни на день
не оставляла за все сто пять лет. Тетушка Нубар хорошо знала,
что дом всегда можно построить. Главное, чтобы земля была свободной.
Маленькое и легкое тело Нубар Симонян хоронили в гробу, наспех
сколоченном из зеленых досок от ящика для противотанковых снарядов.
В момент, когда уже засыпали могилу сырой землей, по всей деревне
раздались каскады взрывов. Несмотря на слякоть, лужи, моросящий
дождь, повсюду поднялись в небо клубы из сухой пыли".
Это было 12 апреля 1992 года. После похорон Нубар Симонян еще
двадцать пять дней били по уже разрушенному до основания селу
из многочисленных шушинских огневых точек. Весь мир, в том числе
и Совет Безопасности ООН, Женевская и Гаагская конвенции требуют
ликвидации любой огневой точки, нацеленной на мирных жителей,
- всеми возможными средствами. Лишь азербайджанские власти почему-то
считают ликвидацию огневых точек - "оккупацией".
Родной до боли Шуши превратился в город-монстр, в огневую точку,
сеющую смерть. Каждая высота, каждая площадка, каждое окно превращены
в долговременную огневую точку. Тридцать адских дней и ночей апреля
92-го обязали нас уничтожить этот чудовищный источник смерти.
Последние дни апреля я уже ночевал только в штабе, в соседней
с Командосом комнатке. Ни на минуту не расставался с записной
книжкой. Обратил внимание, что и у Аркадия на столе всегда открыта
толстая тетрадь в клеенчатой корке. Он регулярно вел записи, в
которых были цифры, географические названия, даты. Как-то спросил
его: "Скажи, наконец, точно, когда пойдем на Шуши?"
Аркадий помолчал, как-то весь сосредоточился, посерьезнел и выпалил:
"Вопрос, комиссар, поставлен неправильно. Надо спросить меня,
чего и сколько нужно, чтобы взять Шуши. И тогда я отвечу: мне
нужны четыреста тонн горючего, минимум тысяча штук ракет "Град".
Потом я забросаю тебя цифрами, в том числе и по части живой силы,
и муки, и средств связи. А все это можно перебросить только по
воздуху на МИ-8 и ЯК-40, которые в своем брюхе берут не больше
двух-трех тонн. И летят они только в хорошую погоду. И вдобавок
ЯКи очень уязвимы. Так что о дате надо спросить командира отряда
вертолетчиков Сергея Ванцяна. Это от летчиков зависит все и вся.
У меня все записано: сколько нужно перевязочного материала для
раненых, сколько нужно кровезаменителей, обезболивающих средств.
И все это тоже нужно перебросить по воздуху. Надо поднять всех
на ноги. Весь спюрк, все армянство. Вот когда наставлю галочки
в моем блокноте рядом с каждой строчкой, тогда и скажу тебе о
точном времени".
Не думаю, что Командосу удалось поставить в блокноте все галочки.
Но с уверенностью могу сказать, что тогда день и ночь в аэропорту
Эребуни работали активисты созданной самой жизнью общественной
организации "Землячество "Арцах", сотни ереванцев,
занимающиеся не только вопросами тары и горючего, но и погрузкой-разгрузкой.
Вовремя подоспели медикаменты, которые привезли представители
Христианской солидарности, средства связи "Алинко" привез
специально к назначенному сроку врач из Лос-Анджелеса Вардгес
Наджарян, которому помогал Гурген Меликян.
Бывало в неделю по два-три раза летали в Ереван Роберт и Серж
или прилетал Вазген Саркисян, актив партии "Дашнакцутюн".
Ежедневно в штаб в назначенное Командосом время прибывали командиры,
отвечающие за свое направление, или, как говорил Командос, за
стрелку на карте. Надо было видеть, как по территории штаба ходят,
беседуя, Аркадий Тер-Тадевосян и Монте Мелконян (Аво). Один старается
говорить на армянском так, чтобы понимал другой. А бедный Аво
для более эффективного общения выучил все названия орудий, боеприпасов
и передвижных средств на русском.
Несколько вечеров кряду в штабе у оперативной карты собирались
все командиры. Обсуждали детали действия на всех направлениях.
Надо было видеть, какие бывали споры. Надо было слышать, как на
повышенных тонах спорили между собой Самвел Бабаян и Валерий Балаян.
Надо было видеть, как спокойно и четко объяснял задачи генерал
Гурген Далибалтаян. Надо было видеть и слышать, как резюмировал
обсуждение Командос.
Наконец, после двух переносов даты, был назван окончательный день:
"Два часа тридцать минут, в ночь с седьмого на восьмое мая
92-го года".
В шесть часов вечера 7 мая тех, кто был в штабе, готовый в полночь
отправиться на командный пункт, откуда будет осуществляться руководство
операцией, ждал сюрприз. Я попросил Командоса выстроить во дворе
всех тех, кто будет стоять рядом с ним и генералом Далибалтаяном
на командном пункте. И перед нами появился в своем торжественном
облачении настоятель Арцахской паствы Паргев Мартиросян. Он благословил
начало операции. Какое-то гордое волнение охватило всех нас от
осознания причастности к историческому моменту, в котором была
обреченность на победу. Командос поклялся, что мы волею Божьей
выполним приказ нашего народа.
Ровно в полночь семь машин отправились в путь. Я ехал в замаскированной
"Ниве" вместе с генералом Далибалтаяном. Все фары были
выключены. Лишь у первой машины были включены едва светящиеся
подфарники. Мы хорошо знали, что из всех огневых точек Шуши прекрасно
виден свет даже сороковаттной лампочки. Через полчаса добрались
до командного пункта.
Нигде в мире я не видел такого темного-темного неба и таких ярких-ярких
звезд, как в Арцахе. Удобно устроившись в траншее, накрытой камуфляжной
сеткой, я то и дело поглядывал на небо, невольно вспоминая детство.
Может, потому, что именно здесь, в Арцахе, впервые увидел небо
в звездах, размышлял над поэтическим образом: каждая звезда -
судьба человека. Вспоминал, как в начале 60-х с Камчатки посылал
в Степанакерт на радио стихи. В них были и такие строки: "Я
вернусь, еще не поздно. К моему вернусь гнезду. Только ты на небе
звездном не гаси мою звезду"...
Раньше мне казалось, что на небе бессчетное количество звезд.
Но во время голодовки в знак протеста против ликвидации Горбачевым
народной власти в Арцахе великий астроном Виктор Амбарцумян, с
кем мы лежали в одной комнате, сказал: "В видимой полусфере
неба насчитывается около шести тысяч звезд. А вот невооруженным
глазом можно насчитать и того меньше - всего-то около двух тысяч".
Вот как мало звезд на небе. И так много людских судеб. Так что
остается одно: объединиться.
Командный пункт. Пологая сопка. Говоря морским языком: прямо по
носу - Шуши. Слева за лесистыми горами - Каринтак и Лисогор. Справа
- Шош и Джанасан. Мы находимся в Т-образной траншее. У каждого
бинокль. Рядом за выступом установлен перископ. Позади в неглубокой
овраге - КШМ (командно-штабная машина с радиостанциями). Кстати,
это туда поступали вся информация и указания от Сержа Саркисяна
из его Центра с позывным под номером 61.
Часть 3
|
